Интервью
«Квартирник» VS Брайтон-бич
Мы сидим в уютном помещении с большими окнами в барселонском Эщампле. Бывший магазин скрапбукинга преобразился в «Квартирник» - центр культуры и ассоциацию русскоязычных эмигрантов новой волны. Большинство из них - молодежь, уехавшая после 24 февраля, которая только начала реализовывать свой творческий потенциал в своих странах. В эмиграции все приходится делать снова с нуля...
На плечах основательниц Анны и Ланы, помимо собственных проектов и бизнесов, большое хозяйство - курсы, ярмарки, детские события, выставки, концерты.
Центр культуры существует два года. В начале 2024-го он был назван победителем в премии Impulse Awards, а уже в конце оказался на грани закрытия. Основательницам помогло сохранить проект осознание, что «Квартирник» нужен прежде всего им самим.
На плечах основательниц Анны и Ланы, помимо собственных проектов и бизнесов, большое хозяйство - курсы, ярмарки, детские события, выставки, концерты.
Центр культуры существует два года. В начале 2024-го он был назван победителем в премии Impulse Awards, а уже в конце оказался на грани закрытия. Основательницам помогло сохранить проект осознание, что «Квартирник» нужен прежде всего им самим.
Почему вы решили сделать культурный центр в Барселоне? Ради заработка?
Лана: У нас не было какой-то бизнес-идеи! Все происходило органично. Если вернуться на два года назад, то казалось, что отменяют всех из России и завтра тебя тоже отменят. Мы снимали с Алиной жилье и называли его «Квартира плача». Аня часто приходила в гости и мы друг друга поддерживали: делились тревожными моментами, обменивались опытом, как справляться с паническими атаками, какие антидепрессанты принимаем... И однажды Аня говорит: «Давай запишем подкаст». Мы назвали его «Билет в один конец». В результате получили огромный фидбек, за первый месяц о нас узнала тысяча человек.
Анна: Первый квартирник случился в феврале. Собралось 13-14 человек. У нас была лекция о сексуальности в искусстве. Мы пили вино, философствовали… Потом наш круг расширился за счет друзей и их друзей, начали проводить события раз в две недели. Потом раз в неделю. Появились лекторы, с которыми стали сотрудничать постоянно, и интересующиеся. Потом на выходные начали делать экскурсии…
Лана: У нас не было какой-то бизнес-идеи! Все происходило органично. Если вернуться на два года назад, то казалось, что отменяют всех из России и завтра тебя тоже отменят. Мы снимали с Алиной жилье и называли его «Квартира плача». Аня часто приходила в гости и мы друг друга поддерживали: делились тревожными моментами, обменивались опытом, как справляться с паническими атаками, какие антидепрессанты принимаем... И однажды Аня говорит: «Давай запишем подкаст». Мы назвали его «Билет в один конец». В результате получили огромный фидбек, за первый месяц о нас узнала тысяча человек.
Анна: Первый квартирник случился в феврале. Собралось 13-14 человек. У нас была лекция о сексуальности в искусстве. Мы пили вино, философствовали… Потом наш круг расширился за счет друзей и их друзей, начали проводить события раз в две недели. Потом раз в неделю. Появились лекторы, с которыми стали сотрудничать постоянно, и интересующиеся. Потом на выходные начали делать экскурсии…
Подкаст продолжается на Youtube уже от Квартирника
Переросли свою квартиру… И решили перебраться в новую?
Лана: Все верно. Отдельное помещение одновременно и наш успех, и наша огромная ноша. Сейчас в команде семь человек, а ежемесячные расходы 4 550 евро, и мы постоянно ищем способы, как их покрыть.
Мы пробовали разные модели: хотели работать как кофейня днём, а вечером проводить мероприятия. Но нам отказали в лицензии — оказалось, что на этой улице просто нельзя открывать ещё одну кофейню. Мы уже закупили оборудование, оплатили обучение бариста… Вложили 9 000 евро, а потом получили окончательный отказ. Теперь пытаемся продать оборудование, но часть денег мы, конечно, потеряли.
Ещё один вариант заработка — концертная деятельность. Именно она сейчас спасает «Квартирник». Хотя тоже не без сложностей: мы провели успешные гастроли артистов в разных городах, но, например, в Аликанте зал на 420 человек собрал… девять зрителей.
В какой-то момент мы с Аней просто выгорели. К декабрю 2024 года даже всерьёз обсуждали закрытие «Квартирника». Что нас спасло? Думаю, поддержка команды и понимание, что нам самим этот проект нужен. Мы решили не сдаваться и в феврале запускаем кампанию по сбору средств. В апреле открываем библиотеку, думаем над введением постоянного членства в нашей ассоциации.
Лана: Все верно. Отдельное помещение одновременно и наш успех, и наша огромная ноша. Сейчас в команде семь человек, а ежемесячные расходы 4 550 евро, и мы постоянно ищем способы, как их покрыть.
Мы пробовали разные модели: хотели работать как кофейня днём, а вечером проводить мероприятия. Но нам отказали в лицензии — оказалось, что на этой улице просто нельзя открывать ещё одну кофейню. Мы уже закупили оборудование, оплатили обучение бариста… Вложили 9 000 евро, а потом получили окончательный отказ. Теперь пытаемся продать оборудование, но часть денег мы, конечно, потеряли.
Ещё один вариант заработка — концертная деятельность. Именно она сейчас спасает «Квартирник». Хотя тоже не без сложностей: мы провели успешные гастроли артистов в разных городах, но, например, в Аликанте зал на 420 человек собрал… девять зрителей.
В какой-то момент мы с Аней просто выгорели. К декабрю 2024 года даже всерьёз обсуждали закрытие «Квартирника». Что нас спасло? Думаю, поддержка команды и понимание, что нам самим этот проект нужен. Мы решили не сдаваться и в феврале запускаем кампанию по сбору средств. В апреле открываем библиотеку, думаем над введением постоянного членства в нашей ассоциации.
Символы «Квартирника»
Корги по кличке Шерлок. В самом начале проекта сыграл большую роль, когда люди приходили в том числе ради общения с ним. А теперь отвечает за дог-френдли атмосмферу в центре культуры.
Ковер от бабушки Ани разрисован на современный манер и служит символом единства традиций с новаторством.
Мерч с символикой Квартирника помогает ощутить принадлежность к сообществу. Купи и поддержи!
Вы считаете себя русскоязычным сообществом?
Анна: У нас на вывеске информация, что мы центр культуры на самых разных языках. Витрины прозрачные и все видно: мероприятия, репетиции, курсы. К нам заходят случайные прохожие: «Ой, мы соседи ваши, что у вас такое интересное?"
Мы очень не хотим «Брайтон-бич», всегда делаем акцент на социализации и интеграции, но без потери корней. Миллион раз говорим, что важно понимать местную культуру и так далее. Я, например, делаю лекции про каталонских художников, которые известны и мне лично нравятся. Мы ездим в арт-туры и просто краеведческие поездки по Каталонии и Испании в целом.
Вы сейчас все еще учите и каталанский!
Анна: Потому что каталонская культура дает тебе возможность в нее прийти и быть ее частью очень быстро. Тебе не нужно тратить десятилетия на изучение языка, когда при этом тебя будут осмеивать и поправлять. Тут ты уже сделал какой-то первый шаг, сказал «Адеу» или «Бона нит»… и тебя готовы принимать в эту культуру.
Лана: Для меня это еще и уважение и благодарность местным жителям. Особенно после 24 февраля, когда не осуждали, не презирали, а, наоборот, поддерживали людей с русским паспортом наравне с теми, кто бежал из Украины.
Анна: У нас на вывеске информация, что мы центр культуры на самых разных языках. Витрины прозрачные и все видно: мероприятия, репетиции, курсы. К нам заходят случайные прохожие: «Ой, мы соседи ваши, что у вас такое интересное?"
Мы очень не хотим «Брайтон-бич», всегда делаем акцент на социализации и интеграции, но без потери корней. Миллион раз говорим, что важно понимать местную культуру и так далее. Я, например, делаю лекции про каталонских художников, которые известны и мне лично нравятся. Мы ездим в арт-туры и просто краеведческие поездки по Каталонии и Испании в целом.
Вы сейчас все еще учите и каталанский!
Анна: Потому что каталонская культура дает тебе возможность в нее прийти и быть ее частью очень быстро. Тебе не нужно тратить десятилетия на изучение языка, когда при этом тебя будут осмеивать и поправлять. Тут ты уже сделал какой-то первый шаг, сказал «Адеу» или «Бона нит»… и тебя готовы принимать в эту культуру.
Лана: Для меня это еще и уважение и благодарность местным жителям. Особенно после 24 февраля, когда не осуждали, не презирали, а, наоборот, поддерживали людей с русским паспортом наравне с теми, кто бежал из Украины.
Концерт в Квартирнике. Аншлаг
Изменилось ли что-то за два года, как вы начали ваш проект?
Лана: В первую очередь, поменялось общее настроение людей, которые приезжают в Барселону. «Квартирник» изначально появился как пространство, где мы могли видеть друг друга, не чувствовать себя одинокими в новом городе. Сейчас острота эмоций у людей поутихла. Всё-таки первые месяцы после переезда — это буря чувств. А потом приходит рутина, и ты начинаешь искать, куда двигаться дальше. Для многих «Квартирник» стал трамплином, точкой опоры.
Пример — Лёша и его семья. Они белорусы, мы познакомились буквально в первую неделю их пребывания здесь. Они сразу же стали активно участвовать, приходили на занятия театрального кружка. Позже мы организовали бесплатные курсы костельеров (это участники традиционного каталонского искусства строить живые башни). В итоге их семья стала частью этой команды. Теперь Лёша присылает мне видео с фестивалей — и это невероятно круто.
Анна: Мы остаёмся верны своим ценностям: интеграция, культура, поддержка. В этом году мы, например, продолжаем серию мероприятий про разные народы. В прошлом провели татарскую вечеринку, которая вызвала огромный ажиотаж. В марте у нас будет вечер калмыцкой культуры, и организовывают его сами калмыки.
Лана: В первую очередь, поменялось общее настроение людей, которые приезжают в Барселону. «Квартирник» изначально появился как пространство, где мы могли видеть друг друга, не чувствовать себя одинокими в новом городе. Сейчас острота эмоций у людей поутихла. Всё-таки первые месяцы после переезда — это буря чувств. А потом приходит рутина, и ты начинаешь искать, куда двигаться дальше. Для многих «Квартирник» стал трамплином, точкой опоры.
Пример — Лёша и его семья. Они белорусы, мы познакомились буквально в первую неделю их пребывания здесь. Они сразу же стали активно участвовать, приходили на занятия театрального кружка. Позже мы организовали бесплатные курсы костельеров (это участники традиционного каталонского искусства строить живые башни). В итоге их семья стала частью этой команды. Теперь Лёша присылает мне видео с фестивалей — и это невероятно круто.
Анна: Мы остаёмся верны своим ценностям: интеграция, культура, поддержка. В этом году мы, например, продолжаем серию мероприятий про разные народы. В прошлом провели татарскую вечеринку, которая вызвала огромный ажиотаж. В марте у нас будет вечер калмыцкой культуры, и организовывают его сами калмыки.
Анна
Расскажите о себе, кто вы и откуда?
Анна: Я родилась в Екатеринбурге. Затем уехала в Санкт-Петербург учиться на врача. Очень люблю медицину как науку — она крутая, но медицинская система, которая в России, тебя просто ломает.
Как-то на практике я пришла к нашему заведующей учебной частью, сказала, что больше не хочу продолжать, так как мне нравится рисовать. Он попросил показать мои работы. Посмотрел на серию «Beauty Inside» про красоту биологии и анатомии» и говорит: «Рисуешь ты, правда, классно — уходи».
Я начала работать как художник и преподавать скетчинг У меня были курсы в разных школах и в Питере, и в Екатеринбурге.
Но ты этому не училась?
Анна: Мои родители всегда были погружены в творчество — мама водила нас с сестрой на масляную живопись, которую я так и не полюбила. Папа, будучи в технической сфере, на полях блокнотов рисовал руки Микеланджело и да Винчи. У меня нет образования университетского в этой сфере, но есть миллионы часов практики и обучения у других художников и самообучения.
В Питере я только встала на рельсы: свои ученики, мастерская, участие в экспозициях. В Барселоне пришлось нарабатывать эту базу заново. Хотелось бы сказать с нуля, но на самом деле нет, потому что эти знания и опыт у тебя никто не украдет. Другое дело приезжать в новую страну, где ты не знаешь язык, нет друзей, семьи, ничего… Это, конечно, стресс.
Анна: Я родилась в Екатеринбурге. Затем уехала в Санкт-Петербург учиться на врача. Очень люблю медицину как науку — она крутая, но медицинская система, которая в России, тебя просто ломает.
Как-то на практике я пришла к нашему заведующей учебной частью, сказала, что больше не хочу продолжать, так как мне нравится рисовать. Он попросил показать мои работы. Посмотрел на серию «Beauty Inside» про красоту биологии и анатомии» и говорит: «Рисуешь ты, правда, классно — уходи».
Я начала работать как художник и преподавать скетчинг У меня были курсы в разных школах и в Питере, и в Екатеринбурге.
Но ты этому не училась?
Анна: Мои родители всегда были погружены в творчество — мама водила нас с сестрой на масляную живопись, которую я так и не полюбила. Папа, будучи в технической сфере, на полях блокнотов рисовал руки Микеланджело и да Винчи. У меня нет образования университетского в этой сфере, но есть миллионы часов практики и обучения у других художников и самообучения.
В Питере я только встала на рельсы: свои ученики, мастерская, участие в экспозициях. В Барселоне пришлось нарабатывать эту базу заново. Хотелось бы сказать с нуля, но на самом деле нет, потому что эти знания и опыт у тебя никто не украдет. Другое дело приезжать в новую страну, где ты не знаешь язык, нет друзей, семьи, ничего… Это, конечно, стресс.
Лана
Лана, а тебе сложно было начинать с нуля?
Лана: Я ощущаю себя эмигрантом уже во второй раз. Мои родители и все мои предки из Курдистана.
Семья дедушки по отцовской линии бежала из Турции в Грузию, из Грузии — в Армению, где я родилась. Оттуда мы уехали в Россию. Курды, если мне не изменяет память, подвергались геноциду более ста раз. Мы исповедуем езидизм, и мусульмане считают нас язычниками.
Я пыталась в какой-то период разобраться, почему это происходит. На мой взгляд, неверное истолкование, нежелание понять, проще назвать нас «идолопоклонниками». А по факту это достаточно древняя вера.
Пограничное состояние эмигранта — я отчетливо его помню. Например, когда думаю на родном языке и плохо понимаю русский. Маленькие народы часто выбирают сохранение традиций, а они местами очень средневековые. Главным является даже не семья, а племя, род.
Мы знаем всех своих предков до седьмого поколения. В моем роду нет ни одного случая кровосмешения! Если условно мой папа встретится сегодня в Барселоне с кем-то из курдов, он точно будет знать об этом человеке все через нашу родовую систему по всему миру.
В Барселоне есть община?
Лана: Я не знаю и не знаю, хочу ли я пока знать это.
Какое-то есть противоречие в этом. Говоришь, что принадлежишь к общине, но не идешь в нее, а развиваешь русскоязычное сообщество.
Лана: С самоидентичностью у меня действительно проблемы. Сейчас я пытаюсь осознать, кто я вообще, кем себя ощущаю больше. Что для меня Россия, русский язык, что для меня Курдистан, курды.
Мне всю жизнь хотелось стать русской, выучить язык, интегрироваться, ассимилироваться, понять, каково это — быть в русской традиции. Вот в Испании я наконец ощущаю себя русской женщиной.
Лана, кстати, а ты чем занималась в России?
Лана: Я не закончила даже 9 классов, много работала. Начинала продавцам-консультантом и в конце концов открыла свой бизнес. Последние двенадцать лет у меня транспортная компания и она продолжает работать. Плюс еще сеть студий маникюра. Собственно, поэтому я могу себе позволить не зарабатывать на Квартирнике, а, наоборот, его финансировать.
Лана: Я ощущаю себя эмигрантом уже во второй раз. Мои родители и все мои предки из Курдистана.
Семья дедушки по отцовской линии бежала из Турции в Грузию, из Грузии — в Армению, где я родилась. Оттуда мы уехали в Россию. Курды, если мне не изменяет память, подвергались геноциду более ста раз. Мы исповедуем езидизм, и мусульмане считают нас язычниками.
Я пыталась в какой-то период разобраться, почему это происходит. На мой взгляд, неверное истолкование, нежелание понять, проще назвать нас «идолопоклонниками». А по факту это достаточно древняя вера.
Пограничное состояние эмигранта — я отчетливо его помню. Например, когда думаю на родном языке и плохо понимаю русский. Маленькие народы часто выбирают сохранение традиций, а они местами очень средневековые. Главным является даже не семья, а племя, род.
Мы знаем всех своих предков до седьмого поколения. В моем роду нет ни одного случая кровосмешения! Если условно мой папа встретится сегодня в Барселоне с кем-то из курдов, он точно будет знать об этом человеке все через нашу родовую систему по всему миру.
В Барселоне есть община?
Лана: Я не знаю и не знаю, хочу ли я пока знать это.
Какое-то есть противоречие в этом. Говоришь, что принадлежишь к общине, но не идешь в нее, а развиваешь русскоязычное сообщество.
Лана: С самоидентичностью у меня действительно проблемы. Сейчас я пытаюсь осознать, кто я вообще, кем себя ощущаю больше. Что для меня Россия, русский язык, что для меня Курдистан, курды.
Мне всю жизнь хотелось стать русской, выучить язык, интегрироваться, ассимилироваться, понять, каково это — быть в русской традиции. Вот в Испании я наконец ощущаю себя русской женщиной.
Лана, кстати, а ты чем занималась в России?
Лана: Я не закончила даже 9 классов, много работала. Начинала продавцам-консультантом и в конце концов открыла свой бизнес. Последние двенадцать лет у меня транспортная компания и она продолжает работать. Плюс еще сеть студий маникюра. Собственно, поэтому я могу себе позволить не зарабатывать на Квартирнике, а, наоборот, его финансировать.
А если что-то изменится на родине, вы вернетесь?
Лана: Еще какое-то время назад я думала, что могу вернуться, потому что очень сильно скучала. Последние полгода теперь думаю, что мне здесь классно. У меня есть местные друзья. Я бы хотела быть в Барселоне. Потому, если предположить, что через 20 лет мы продолжаем быть здесь, я хотела бы хотела продолжать делать что-то социально важное, связанное с эмигрантами.
Анна: Не люблю громких слов про то, что я тут навсегда. Меня вообще такие слова немного отпугивают. Могу сказать точно: Каталония для нас всех дала очень много. Свободу, эмоциональную безопасность, и нам всем это очень сильно помогло выстоять и вырасти.
Лана: Еще какое-то время назад я думала, что могу вернуться, потому что очень сильно скучала. Последние полгода теперь думаю, что мне здесь классно. У меня есть местные друзья. Я бы хотела быть в Барселоне. Потому, если предположить, что через 20 лет мы продолжаем быть здесь, я хотела бы хотела продолжать делать что-то социально важное, связанное с эмигрантами.
Анна: Не люблю громких слов про то, что я тут навсегда. Меня вообще такие слова немного отпугивают. Могу сказать точно: Каталония для нас всех дала очень много. Свободу, эмоциональную безопасность, и нам всем это очень сильно помогло выстоять и вырасти.