Интервью
Джорди Боск:
«Когда есть возможность, неэтично не помочь»
Предприниматель Джорди Боск Маса — заметный человек в русскоговорящем бизнес-сообществе Барселоны. Он не любит соцсети, лишней публичности, и, хотя за его плечами большой опыт — мигранта, бизнесмена и инвестора, не стремится выставлять его напоказ.
Совсем недавно Джорди был председателем жюри на премии для экспатов Impulse Awards. Мы поговорили с ним, какие у мигрантов перспективы в Испании, о разнице менталитета и консервированных огурцах.
Совсем недавно Джорди был председателем жюри на премии для экспатов Impulse Awards. Мы поговорили с ним, какие у мигрантов перспективы в Испании, о разнице менталитета и консервированных огурцах.
Джорди Боск. Фото Карины Ри
— Джорди, ты 11 лет прожил в Москве. Как оказался в России и почему вернулся обратно?
— Моя бывшая жена — русская оперная певица. Мы вместе переехали в Москву из Барселоны в 2011 году, чтобы после перерыва она могла продолжить карьеру на большой сцене. Я же собирался заняться международным культурным проектом, где главным инвестором выступал шейх Саудовской Аравии. Но из-за событий «арабской весны» тот передумал давать деньги. В результате я оказался в новой стране, хоть и с семьей и любимыми кошками, но без работы.
Семья моей бывшей жены считала, что в России я долго не задержусь. У меня же был другой подход: раз приехал сюда жить, то буду интегрироваться.
У меня был не нулевой уровень русского, но учиться все равно было трудно. В итоге я достаточно быстро освоился и начал работать в российской IT-компании, где из 250 сотрудников был единственным иностранцем и единицы говорили на английском. Устроился туда намеренно — хотел приспособиться к новым обстоятельствам, изучить непривычный для меня менталитет.
Есть такая таблица сложности, сколько часов нужно заниматься, чтобы достичь продвинутого уровня в языке. Если на английский уходит 400 часов, на испанский — от 500 до 600, то на русский — 1200.
Я собирался и дальше жить в России, даже несмотря на развод, но в 2022 году началась война и мобилизация. Поэтому решил вернулся в Барселону с одним чемоданом и компьютером — после развода все имущество осталось у бывшей. И мне снова пришлось начинать все с нуля.
— В Москве ты был не только айтишником, но еще и бизнес-послом Каталонии. Объясни, что это такое?
Бизнес-посол — официальная, но неоплачиваемая роль посредника по установлению деловых связей между Каталонией и другими странами. Такая программа государственного агентства внешней торговли Aссio.
Бизнес-послы работают на руководящих должностях в зарубежных компаниях и помогают каталонским бизнесменам выходить на новые рынки в странах своего пребывания и, наоборот, иностранным компаниям начинать бизнес в Каталонии. Знакомят с нужными людьми, консультируют. Сейчас их 70 по всему миру.
Фактически бизнес-послом можно быть только за границей. Но сейчас мы, бывшие и действующие, общаемся между собой и думаем, что те из нас, кто вернулся домой, могли бы применить свой опыт на родине.
Например, ко мне уже после переезда обратилась российская компания, которая для своей продукции импортировала сырье из Каталонии. Когда начался конфликт с Украиной, каталонская сторона в одностороннем порядке решила разорвать контракт и прекратить поставки. Я выступил посредником между ними, призывая не прекращать сотрудничество. Ведь российские предприниматели не имеют к войне никакого отношения и тоже от нее страдают. В итоге мы достигли соглашения, которое было выгодно всем и не повредило ничьему имиджу.
— Чем еще ты сейчас занимаешься в Барселоне?
Я работаю консультантом и помогаю развивать стартапы на ранней стадии запуска. Например, помог дочерней компании клинического госпиталя определить продукт, техническую архитектуру и создать команду, подобную той, которая была у меня в похожем проекте в Москве.
В России я работал с Around Capital by Daily Challenge — венчурной студией, которую создал Андрей Табуринский, один из основателей Яндекс.Маркета. Там я многому научился и применяю это в стартапах, с которыми сотрудничаю.
Год назад международное сообщество венчурных инвесторов VNTR пригласило меня руководить их подразделением в в Барселоне. Мы раз в месяц устраиваем мероприятия, на которые вход строго только для инвесторов. Когда нет тех, кто пришел искать деньги, инвесторы расслабляются и могут поговорить друг с другом о своих потребностях и проблемах, обсудить ситуацию на рынке. Кстати, треть участников сообщества в Барселоне — это русскоговорящие мигранты.
Совсем недавно я стал генеральным директором нового фонда Pirineus SCR, привлекающего инвестиции в регион Пиренеев. У меня много ожиданий от этой новой возможности.
Джорди Боск. Фото Славы Тимошенко
— Почему тебе важно помогать русскоязычному комьюнити?
Прежде всего из чувства солидарности: я не принял войну так же, как и они, и не планировал снова жить в Испании. Если бы я мог выбирать, то остался бы в России, чтобы видеться постоянно со своей дочерью.
Кроме того, неэтично не помочь кому-то, когда есть возможность. У меня большой профессиональный опыт и много полезных контактов, которые полезны переехавшим предпринимателям.
Несколько месяцев назад я познакомился с ребятами из России, у которых были трудности со своим проектом — они плохо представляли, как здесь устроен бизнес в их отрасли. Я организовал им встречу со своей подругой, директором крупной испанской корпорации, чтобы она поделилась экспертизой. Через 15 дней встретил одного из ребят, и он сказал мне: «Джорди, большое спасибо. Моя гипотеза не подтвердилась, и ты сэкономил мне два года жизни и много денег».
— Каталонский бизнес вообще заинтересован в русскоязычных мигрантах?
Конечно. В России уровень цифровой трансформации намного выше, чем в Испании. Продукты качественнее, а цифровой менталитет более продвинутый. Это опыт, который полезно перенять. В ИТ-разработке русскоязычные всегда были очень сильны, и если они не забудут то, чему научились на родине, в Испании их ждет большое будущее.
В испанских IT-компаниях, например, уже много лет как нет должности бизнес-аналитика. Хотя в России, США, Японии, Индии и многих других странах, где я работал, это стандартная роль. Из-за этого принимают и оценивают функционал готового продукта те же, кто его создают — программисты или менеджеры проекта. От этого сильно страдает контроль качества ПО.
Кроме того, в России опытные IT-команды, они очень хорошо структурированы и между коллегами есть сильная эмоциональная связь. И люди сохраняют ее, переезжая. Для проекта готовая сплоченная команда — это серьезный скачок в качестве.
На постсоветском пространстве вообще очень сильные сети солидарности — на работе, среди друзей, родственников. Думаю, это помогает держаться на плаву в условиях высокой нестабильности. Сегодня ты помогаешь кому-то, а завтра он поможет тебе. Испанцам это несколько чуждо.
Прежде всего из чувства солидарности: я не принял войну так же, как и они, и не планировал снова жить в Испании. Если бы я мог выбирать, то остался бы в России, чтобы видеться постоянно со своей дочерью.
Кроме того, неэтично не помочь кому-то, когда есть возможность. У меня большой профессиональный опыт и много полезных контактов, которые полезны переехавшим предпринимателям.
Несколько месяцев назад я познакомился с ребятами из России, у которых были трудности со своим проектом — они плохо представляли, как здесь устроен бизнес в их отрасли. Я организовал им встречу со своей подругой, директором крупной испанской корпорации, чтобы она поделилась экспертизой. Через 15 дней встретил одного из ребят, и он сказал мне: «Джорди, большое спасибо. Моя гипотеза не подтвердилась, и ты сэкономил мне два года жизни и много денег».
— Каталонский бизнес вообще заинтересован в русскоязычных мигрантах?
Конечно. В России уровень цифровой трансформации намного выше, чем в Испании. Продукты качественнее, а цифровой менталитет более продвинутый. Это опыт, который полезно перенять. В ИТ-разработке русскоязычные всегда были очень сильны, и если они не забудут то, чему научились на родине, в Испании их ждет большое будущее.
В испанских IT-компаниях, например, уже много лет как нет должности бизнес-аналитика. Хотя в России, США, Японии, Индии и многих других странах, где я работал, это стандартная роль. Из-за этого принимают и оценивают функционал готового продукта те же, кто его создают — программисты или менеджеры проекта. От этого сильно страдает контроль качества ПО.
Кроме того, в России опытные IT-команды, они очень хорошо структурированы и между коллегами есть сильная эмоциональная связь. И люди сохраняют ее, переезжая. Для проекта готовая сплоченная команда — это серьезный скачок в качестве.
На постсоветском пространстве вообще очень сильные сети солидарности — на работе, среди друзей, родственников. Думаю, это помогает держаться на плаву в условиях высокой нестабильности. Сегодня ты помогаешь кому-то, а завтра он поможет тебе. Испанцам это несколько чуждо.
Заседание жюри премии De Zero a U. Фото Славы Тимошенко
— А о какой разнице в менталитетах еще полезно знать?
Предпринимателям нужно быть готовым к тому, что их ждет множество правил и норм. Каталония — гиперрегулируемое место.
Например, чтобы открыть здесь агробизнес, нужно соответствовать более чем 60 нормам. А если вы собираетесь разводить скот, придется каждый месяц вручную заполнять формуляры на сайтах трех разных ведомств. Потому что между собой их базы данных не согласованы.
Еще в Каталонии любят обсуждать деловые вопросы лично. Особенно, если люди живут в одном городе. Личная встреча снижает уровень недоверия, а он достаточно высок из-за мошенничества и злоупотреблений, которые здесь не редкость.
Важный нюанс — у русскоязычных с испанцами разное отношение к демонстрации своего статуса. В России очень важно поддерживать имидж успешности. Например, человек живет в скромной квартире площадью 25 квадратных метров, где есть только кровать, туалет и маленькая кухня. Но при этом дорого одевается, ездит на солидной машине, дарит показные подарки. И на работу, конечно, одевается с соблюдением всех формальностей.
Предпринимателям нужно быть готовым к тому, что их ждет множество правил и норм. Каталония — гиперрегулируемое место.
Например, чтобы открыть здесь агробизнес, нужно соответствовать более чем 60 нормам. А если вы собираетесь разводить скот, придется каждый месяц вручную заполнять формуляры на сайтах трех разных ведомств. Потому что между собой их базы данных не согласованы.
Еще в Каталонии любят обсуждать деловые вопросы лично. Особенно, если люди живут в одном городе. Личная встреча снижает уровень недоверия, а он достаточно высок из-за мошенничества и злоупотреблений, которые здесь не редкость.
Важный нюанс — у русскоязычных с испанцами разное отношение к демонстрации своего статуса. В России очень важно поддерживать имидж успешности. Например, человек живет в скромной квартире площадью 25 квадратных метров, где есть только кровать, туалет и маленькая кухня. Но при этом дорого одевается, ездит на солидной машине, дарит показные подарки. И на работу, конечно, одевается с соблюдением всех формальностей.
Каталонцы, как правило, скромны. У нас не принято выпендриваться, выставлять себя напоказ. В Испании даже для деловых встреч одеваются как можно более небрежно. Иногда даже без рубашки, только футболка и блейзер.
Джорди Боск. Фото Карины Ри
— А ты сам не ведешь публичную жизнь и не развиваешь личный бренд из каталонской скромности?
Личный бренд нужен для того, чтобы получать работу и иметь престиж. Но у меня все это и так есть. После свадьбы и переезда в Россию, я стал частью очень известной семьи, люди стали копаться в моей жизни. В тот момент я закрыл свои социальные сети и перестал вести их публично.
Сейчас у меня есть закрытый Instagram-аккаунт с небольшим количеством подписчиков. Что-то туда я выкладываю, но не регулярно. Не понимаю, зачем это делать постоянно: перешел улицу с собакой — сториз, съел пастерито — сториз, пукнул — сториз. Я, как и многие, живу нормальной жизнью, много работаю, и не вижу смысла обязательно демонстрировать, что я делаю в свое свободное время.
— А что ты обычно делаешь в свободное время? Как отдыхаешь?
У меня есть свой домик в горах, в 15 километрах от границы с Андоррой. Бывший семейный отель, который держал мой дед. Мы закрыли его, когда он умер. Там я живу и работаю теплое время года, гуляю в горах, у меня есть свой огород: выращиваю овощи, даже делаю свои консервы из огурцов. От бывшего отеля в доме остался бар, где мы собираемся с друзьями, и комнаты для гостей, где они могут остаться.
Все каталонцы очень привязаны к природе, и я не исключение. В России это, кажется, не так важно, особенно для жителей больших городов. Есть дачная культура, но интерес к ней обычно возникает в возрасте за 40. Кстати, в Москве я выезжал на шашлыки каждые выходные в течение 7 лет. Это была очень сильная семейная традиция.
Но вообще я практически постоянно работаю и не остаюсь на одном месте надолго, перемещаюсь по миру. Надеюсь, когда закончится война, я смогу регулярно бывать и в России, чтобы видеться со своей дочерью.
Личный бренд нужен для того, чтобы получать работу и иметь престиж. Но у меня все это и так есть. После свадьбы и переезда в Россию, я стал частью очень известной семьи, люди стали копаться в моей жизни. В тот момент я закрыл свои социальные сети и перестал вести их публично.
Сейчас у меня есть закрытый Instagram-аккаунт с небольшим количеством подписчиков. Что-то туда я выкладываю, но не регулярно. Не понимаю, зачем это делать постоянно: перешел улицу с собакой — сториз, съел пастерито — сториз, пукнул — сториз. Я, как и многие, живу нормальной жизнью, много работаю, и не вижу смысла обязательно демонстрировать, что я делаю в свое свободное время.
— А что ты обычно делаешь в свободное время? Как отдыхаешь?
У меня есть свой домик в горах, в 15 километрах от границы с Андоррой. Бывший семейный отель, который держал мой дед. Мы закрыли его, когда он умер. Там я живу и работаю теплое время года, гуляю в горах, у меня есть свой огород: выращиваю овощи, даже делаю свои консервы из огурцов. От бывшего отеля в доме остался бар, где мы собираемся с друзьями, и комнаты для гостей, где они могут остаться.
Все каталонцы очень привязаны к природе, и я не исключение. В России это, кажется, не так важно, особенно для жителей больших городов. Есть дачная культура, но интерес к ней обычно возникает в возрасте за 40. Кстати, в Москве я выезжал на шашлыки каждые выходные в течение 7 лет. Это была очень сильная семейная традиция.
Но вообще я практически постоянно работаю и не остаюсь на одном месте надолго, перемещаюсь по миру. Надеюсь, когда закончится война, я смогу регулярно бывать и в России, чтобы видеться со своей дочерью.