— Правда, что ты стал архитектором случайно?
— Абсолютно. В приёмной комиссии просто перепутал двери. Хотел поступать в строительный институт на сантехнический факультет, а попал на архитектурный. Зашёл, посмотрел и влюбился, понял, что это моё. Все, конечно, покрутили пальцем у виска: «Ты куда собрался? Там конкурс двадцать человек на место». Но я за год научился всему, что требовалось, и поступил на бюджет. Просто выбора не было - в семье не хватило бы денег, чтобы оплачивать платное обучение.
Мы жили в "трешке" восьмером. И когда я поступил в институт, дорога занимала два часа в день. Когда посчитал, сколько времени на это уйдёт за шесть лет, то ужаснулся. Поэтому устроился риэлтором, уговорил семью продать квартиру, купить две, разъехаться. Нашёл убитое жилье рядом с институтом, сам его отремонтировал — и мы туда переехали. Оно до сих пор есть. А потом родителям я купил большую квартиру в центре.

— Получается, некомфортные условия были двигателем?
— Ограничения помогают развиваться. Например, у тебя безлимитные возможности, бюджеты, всё по щелчку пальца... Очень сложно что-то придумать в таких условиях. И наоборот, когда у тебя жесткие рамки, тогда проще найти решение, потому что ты отталкиваешься от этих рамок. Я даже за то, чтобы себя искусственно ограничивать. То есть ставить себе планку на которую хочешь выйти.

— А как ты сейчас себя ограничиваешь?
— Например, во время ковида. Решил выйти на пробежку — просто размяться. Пробежал два километра… и сдох. Мне это совсем не понравилось, поэтому поставил себе цель: «Куплю себе машину, которую хочу, только если до конца лета пробегу десятку меньше, чем за час».
Весну, лето — я тренировался. И 31 августа пробежал 10 километров за 59 минут и 40 секунд. От машины — никакого кайфа, а вот от достижения — экстаз. Потом я уже вошел в ритм, и двадцатку пробегал спокойно.

— Бывает такое, что люди просто приходят и говорят: «Вот тебе помещение, вот тебе бюджет — делай всё, что хочешь».
— Это самые сложные проекты, когда нет рамок. Но бывают капризные заказчики. Говорят: «Хочу всё самое крутое». Ты спрашиваешь: «Что такое для тебя крутое?» — вот он не знает. Он просто хочет всё самое дорогое. По сути решение - эмоциональное . Он просто ориентируется на свои чувства. Ему я говорю: «Чувак, не надо это делать».
Ты же делаешь это не для себя, а для людей, чтобы гость пришёл и кайфанул.

Нужно проникнуться идеей, понять, как завернуть таким образом, чтобы её полюбил гость. А потом сделать всё, чтобы он эту идею регулярно потреблял с удовольствием в заданном месте, с заданными параметрами. То есть смоделировать, как бизнес будет "разговаривать" с этим гостем.

— Что это за «разговор»? Почему я должен зайти, например, сюда, в ближайший магазин очков?
— Моя задача — сделать так, чтобы магазин сам обращался к покупателю, говорил: «Чувак, зайди, смотри, у тебя есть я. Ты можешь у меня получить то, что тебе надо».
Для начала я бы встал на место покупателя: кто он — турист или местный, пенсионер или молодой человек, какой у него бюджет? Потом начал бы креативить, как привлечь его визуально. Допустим, я вижу, что они сэкономили: внутри жуткое освещение, видимо, бизнес не приносит прибыли.
Если мы не имеем права ничего делать с фасадом (мои любимые рамки) — ни красить его, ни вешать яркую вывеску, — нужно искать другие пути. Взял бы в аренду парковочное место прямо перед магазином и поставил там заметный кабриолет. Внутри — яркий манекен в виде женщины в очках, которая сидит в машине и показывает рукой на магазин. На сам магазин сложно обратить внимание, а на яркую машину с манекеном — невозможно не посмотреть.

— То есть ты всегда следуешь за идеей?
— Да. Например, чтобы сделать классный этнический ресторан, всегда еду в страну-первоисточник. Однажды клиент-грек отправил меня на месяц в Афины, дал пятизвёздочный отель и водителя, с которым я объездил все окрестности. Прожил там месяц, проникся атмосферой и сделал ему классный проект.
Более того, я ещё и для своих ресторанов пишу сценарии. Это такой сторителлинг, который ложится в основу проекта. Например, для сальса-клуба я написал историю в виде писем путешественника с Кубы домой. На этот стержень потом, как на детскую пирамидку, нанизываются все остальные составляющие: интерьер, сервис, атмосфера, название…

— А что значит «без души»?
— Это тонкая материя, её невозможно объяснить. Вот почему люди любят одно место, а другое, точно такое же, — нет?

— Дух места?
— Это не то же самое. Старую концепцию «дух места», или Genius Loci я тоже всегда использую. Суть в том, чтобы изучить историю конкретного здания и использовать максимально аутентичные для него решения. Кто создал это место? Для чего? Что думал этот человек? Когда тянешь за историческую ниточку, у тебя получается пространство, про которое гости говорят: «Такое ощущение, что это здесь было всегда».
Я так сделал с последней квартирой на продажу в Барселоне. Мы начали разбирать ужасное состояние, в котором она была после трёх поколений жильцов. Тут же прибежал президент дома и начал ругаться, что я всё порчу и это противозаконно. Говорю ему: «Слушай, я знаю этот дом, ему 130 лет, сделаю только лучше». Он прислал архитектора из надзора, а тот посмотрел мои работы, и мы подружились. В итоге архитектор сам успокоил президента: «Этот человек знает, что делает».
И получилось настолько хорошо, что первые же покупатели, влюбившись в квартиру, сразу предложили на 5000 евро больше, лишь бы она точно досталась им. А я ведь для неё даже картины сам нарисовал, специально для этого интерьера.

— Получается, вся архитектура — это коммерция?
— Архитектура не может быть вне коммерции. Бесплатной архитектуры не бывает. Даже церковь делается для выгоды. Для чего построили такой огромный Собор Святого Петра? Чтобы демонстрировать мощь, удивлять и показывать размер. Любое здание должно зарабатывать, приносить деньги или какую-то другую пользу.
Даже если человек купил дом и не платит аренду, он тратится на услуги: воду, свет. На этих услугах тоже зарабатывают, платят зарплаты людям, которые потом идут и покупают продукты. Вот это и есть монетизация. Поэтому вопрос «как мы будем зарабатывать?» стоит у меня на первом этапе обсуждения с клиентом. И ему это нравится.

— То есть чем красивее дом, тем больше добавленная стоимость?
— Ну да. Стоимость постройки двух одинаковых домов может быть одной и той же. Но тот, что красивее и находится в лучшем месте, будет стоить дороже. Решают локация и эстетика.

— А слово «красота» для тебя ключевое?
— Красота — понятие очень абстрактное, в глазах смотрящего. Мы же не можем заключить контракт на то, чтобы сделать «что-то красивое». Есть тренды, мода, актуальность. Часто бывает, что успешный проект не назовёшь красивым, и наоборот.

— Но раз «красота» — абстрактное понятие, что же ты тогда продаёшь?
— Я продаю целый пакет ощущений. Не только эстетический, но и тактильный, и пространственный. Как человек себя чувствует внутри, какие запахи его окружают, как падает солнечный свет. В музее коньяка мы ставили генераторы с запахом кожи. Запах может повышать средний чек. А когда свою квартиру продавали, прямо перед приходом покупателей поджарили хлеб в тостере. Ты заходишь, и твои нейроны сразу говорят: «Чувак, здесь всё хорошо».
Но важны не только запахи, но и то, что мы чувствуем на ощупь. Мы же целыми днями скользим пальцем по гладкому стеклу телефона. Мы устали от этой стерильности, нам хочется чего-то шероховатого, тактильного. Поэтому сейчас в тренде мягкие, плюшевые диваны и кресла. Когда человек их касается, его мозг получает новый, тёплый и непривычный опыт. Людям постоянно нужна смена ощущений.

— А слово «мода» для тебя тоже важно?
— Мода — это вымышленная штука, она служит для увеличения продаж. Это как праздники, которые государство придумывает, чтобы народ не копил деньги, а тратил.

— Ты сам следуешь моде?
— Не успеваю. Я предпочитаю её создавать. Сделаешь какую-то штуку — а потом смотришь: её уже растиражировали, скопировали. Иногда не просто решения, а целиком рестораны воруют. Прямо копируют.

— А как ты относишься к этому?
— Спокойно. Если воруют — значит, всё хорошо. Вот если не воруют — надо задуматься: всё ли я правильно делаю.

— Но ведь есть вещи, которые придумал именно ты?
— Да, мы практически все решения стараемся делать уникальными под каждый проект — и мебель, и светильники, и покрытия. Чем больше уникальных решений, тем интереснее. Правда, здесь, в Барселоне, с этим сложнее. Заставить местных рабочих сделать что-то не по шаблону — это прям челлендж, приходится ругаться и платить больше. Они не хотят заморачиваться. На вилле за двадцать миллионов стоят самые дешёвые, уродливые окна. Ну как так?

— А ты заморачиваешься?
— Конечно. Раньше тоже заморачивались. Гауди, например, как заморачивался! Здесь в Каталонии много архитекторов — Мунтанер тот же — которые очень серьёзно вкладывались. Они так заморочились с генеральным планом города, что потом в Нью-Йорке по его принципу построили Манхэттен.

— Есть художники, которые предпочитают не следить за творчеством коллег, чтобы случайно не украсть идею?
— Я смотрю. Особенно мне нравится, что делают в мире моды. Фэшн-дизайнеры — они очень креативные ребята. Почему? Потому что их никто с детства не учил, что их решение стоит очень дорого. В отличие от архитекторов. Архитектору с самого начала внушают: «Будь осторожен. Твоя ошибка может стоить миллионы». И всё — у него в голове страх. Их мышление, их проекты, — всё без риска, креатива. Когда такой человек вдруг решает выйти за рамки, система сразу ставит палки в колёса. Мы это знаем на примере Гауди.
Знаешь, чем он мне близок? Тем, что он не был частью этих всех «кружков по архитектуре». Не ходил строем. У него было своё мнение. Он знал, чего хочет. Я понимаю, что в каждом проекте, что у него была цель. Это чувствуется обратным ходом — от результата.
Поэтому я не люблю барселонский Эщампле. Красиво? Да. Гармонично? Возможно. Но одинаково. Вероятно, многим такая архитектура подходит. И если вам мало одинаковости, если вы ищете характер, — значит, это ко мне. Я проектирую не здания, а эмоции. Не интерьеры — а истории.